Памяти Виталия Витальевича Бианки

(12.01.192626.06.2021)

Виталий Витальевич Бианки – орнитолог, проработавший в Кандалакшском государственном природном заповеднике почти 70 лет. Можно бесконечно долго перечислять результаты его научных достижений и длинного жизненного пути, который был непростым, но, по его собственному мнению, лучшим из мыслимых для него. Главное, он остался человеком, дорогим сердцам знавших его людей, наставником многих современных биологов, примером трудолюбия и порядочности, безграничной любви к природе.

Виталий Витальевич родился в семье, в которой, как он говорил, был культ деда – Валентина Львовича Бианки, известного русского орнитолога, энтомолога и систематика, хранителя коллекций Зоологического музея Академии наук, учёного секретаря Русской полярной экспедиции, участника исследовательской экспедиции Ф. П. Рябушинского на Камчатку, автора множества печатных работ, в том числе на немецком языке. Безмерная любовь к природе и науке передалась от деда к отцу, от отца к сыну. Виталий Валентинович Бианки был известным советским писателем, создавшим множество произведений о природе и о жизни как для детей, так и для взрослых. Атмосфера интеллектуального образа жизни с малых лет формировала характер Виталия Витальевича и его отношение к окружающему миру. Базовые знания птиц и зверей он также получил от деда и отца, бравшего его с собой на охоту. В гости часто приходили коллеги и друзья отца, которые тоже прекрасно знали мир природы, вели длительные интересные дискуссии. Воспоминания о жизни в городе почти не сохранились. Зато очень много Виталий Витальевич рассказывал о времени, проведённом летом в деревне. С 11 лет он подолгу ходил один по перелескам в радиусе километра – полутора от маленькой деревни в Новгородской области. «Искал гнёзда и вообще наслаждался там жизнью… Учился регистрировать всё то, что я видел в природе». Он учился быть наблюдательным, подмечать особенности поведения животных, анализировать и понимать события, происходящие в живой природе. Пытался систематизировать знания, создавал картотеки. Немного позднее В. В. Бианки присоединился к юннатскому кружку под руководством А. М. Котона при педагогическом институте им. М. Н. Покровского.

Мы были знакомы с Виталием Витальевичем почти всю мою жизнь, но для него это лишь последняя треть пути. Большую часть времени он предпочитал говорить не о себе, а о науке, иногда об истории и литературе. Почти всё, что я знаю о нём, почерпнуто из рассказов коллег и друзей, из личных бесед в последние годы, и нескольких записанных интервью. Сложно вспомнить, когда и как именно произошла наша первая встреча. У мамы были очень тёплые отношения с Аллой Владимировной, супругой Виталия Витальевича. Мы нередко приходили к ним в гости и принимали их у себя. Нигде я так не следила за своим поведением за столом, как в их присутствии. Очень хорошо закрепились уроки этикета, которые были получены, и напоминать о которых не забывал Виталий Витальевич до последних дней. Особенно ценным в этих уроках было наличие аргументации. Он не говорил «не растопыривай локти, неприлично», а объяснял, что не стоит мешать соседу, толкая его в бок. Пояснял, что тянуться через весь стол неправильно, потому что можно уронить предметы на пути руки и испачкать рукава. Казалось бы, очевидные вещи из повседневной жизни, но сам факт объяснения запретов и обдумывания самых элементарных поступков, несомненно, способствовал определённому типу мышления, привычке анализировать ситуацию. Уже став старше, я обращалась к Виталию Витальевичу и за жизненными советами, с очень личными вопросами. Он не давал конкретных указаний и наставлений, ни разу не осуждал, но помогал разобраться в ситуации, рассмотреть её с разных сторон, глубже обдумать происходящее.

Все мои братья и сестра прошли через Ряшков (остров, где располагается один из стационаров Кандалакшского заповедника) юннатами или волонтёрами, бывали там и мама, и бабушка в юности. На каждый день рождения Виталий Витальевич дарил мне книги о природе из своей библиотеки, иногда на немецком языке. Мне было сложно понять их содержание, но я много раз пролистывала их от начала до конца, разглядывала фотографии и рисунки разнообразных растений и животных. Думаю, именно с этих книг и началось моё увлечение биологией: они пробуждали желание узнать, что скрывается за длинными словами и непонятными выражениями. Когда я училась в пятом классе, он порекомендовал маме направить меня в Санкт-Петербургский Дворец творчества юных к Е. А. Нинбургу, в группу И. А. Коршуновой. Виталий Витальевич конкретными действиями, но очень ненавязчиво и как бы со стороны, направлял первые шаги в науке, продолжая сопровождать все последующие годы. А когда я стала старше и доказала, что интерес к биологии не только не иссякает, но и преумножается, он начал посвящать меня в свои исследования, обсуждать мои наработки, поддерживать начинания. Несмотря на то что моя деятельность в биологии при поступлении в университет (СПбГУ) ушла в сторону от орнитологии, я всегда могла рассчитывать на его строгую и справедливую критическую оценку методик и результатов.

Виталий Витальевич признавался, что был удачливым человеком и прожил счастливую жизнь. Именно такую, какую желал: в близости к природе, занимаясь любимым делом. И одним из самых благоприятных поворотов судьбы считал распределение его в Кандалакшский заповедник, хотя он мог попасть и в Зоологический институт. Впервые В. В. Бианки оказался на Белом море в студенчестве, по приглашению хорошей знакомой юннатских времен – В. Г. Кулачковой, которая собирала материал на островах заповедника, писала кандидатскую диссертацию по паразитологии и попросила помочь в добыче птиц. Это был 1951 год. А в 1955 г. он стал постоянным сотрудником Кандалакшского заповедника. Перебрался сначала самостоятельно, жена Алла Владимировна Бианки (в девичестве Боголюбова) была тогда студенткой Первого Ленинградского медицинского института. Закончив учёбу, она тоже переехала в Кандалакшу, где устроилась терапевтом в больницу, а потом переквалифицировалась в невролога. Жили они практически весь год в Кандалакше, но весной и летом неизменно приезжали в Ленинград (Санкт-Петербург) на несколько недель во время отпуска.

Когда В. В. Бианки после окончания университета приехал в Кандалакшу, естественно, встал вопрос о выборе объекта исследования. В то время основной орнитолог заповедника З. М. Баранова в течение нескольких лет занималась изучением экологии обыкновенной гаги на Белом море, работа была плодотворной, и её результаты готовились к публикации. Поэтому очевидный следующий вопрос был, как же живут другие птицы этого региона. В одном из интервью Виталий Витальевич рассказывал: «Кандалакшский заповедник – это заповедник маленьких морских островов, на которых совершенно особый, во всяком случае, для нас, приехавших из средней России [смеется], из большого города, орнитологический мир. И вольно, и невольно я занялся изучением их жизни. Я быстро понял, что мне одному не справиться, в одиночку я могу слишком мало сделать. Тогда попросил у знакомых преподавателей вузов по возможности прислать мне помощников-студентов, что и было сделано. В результате в течение, ну, грубо говоря, десяти лет (несколько меньше) основные вопросы жизни массовых морских птиц – куликов, чаек и чистиковых – были выяснены, описаны, опубликованы. Подтолкнули меня, да и жизнь подталкивала, защитить в 1993 г. кандидатскую диссертацию по теме «Птицы Белого моря. Современное состояние, сезонное размещение и биология». После того, как это было сделано, с одной стороны, я осознал, что продолжать изучение этой группы я уже эффективно здесь в этих условиях не могу, что надо перейти на какую-то другую группу птиц».

Выбор стоял между гусеобразными и воробьиными. Сознательно и, как он считал, «судьба так сложилась», Виталий Витальевич занялся водоплавающими птицами, в частности, утками. Это был для него «счастливый, можно сказать, исторический момент». После окончания ядерных испытаний на Новой Земле произошли всплеск численности и увеличение видового состава птиц на Белом море, в частности, в вершине Кандалакшского залива на островах заповедника и на Мурмане. Работал он и на других территориях, выезжал в экспедиции в Онежский залив, проводил авиаучёты в северной Карелии, Мурманской области и Ненецком автономном округе. В последние десятилетия В. В. Бианки занимался в основном изучением гнездящихся и линных уток в вершине Кандалакшского залива, в первую очередь гоголя, лутка, чирков. Область его интересов охватывала фаунистику, популяционную экологию, миграции, изучение гнездового консерватизма и гнездового паразитизма. Было построено множество искусственных гнездовий, окольцованы тысячи птиц, прослежены их судьбы, оценено состояние на самых разных этапах жизненного цикла. Совместно с помощниками, в первую очередь с И. А. Харитоновой, за почти 70 лет собран колоссальный материал, многое опубликовано.

Виталий Витальевич несколько раз обмолвился, что ему не доставало в жизни настоящего наставника в науке. Он очень ценил вклад отца, деда, любимых школьных учителей, вспоминал с уважением прекрасных преподавателей из университета, слушал и ценил мнение и знания коллег, но печалился, что очень и очень многое ему и сверстникам надо было узнавать самим. Так сложилась жизнь в России в непростом XX веке. В 1943 г. из военкомата В. В. Бианки определили в военно-морское училище, после которого перенаправили в военно-инженерное, эвакуированное в начале войны под Кострому. Уже позднее Виталия Витальевича вместе с другими курсантами перевели в корпус, располагавшийся в Михайловском замке. Когда однажды мы вместе проезжали мимо, он показал окно своей комнаты и рассказывал истории того периода. Близкая дружба с одним из соратников – Е. В. Сафрыгиным сохранилась на всю жизнь, даже несмотря на разделявший их океан. Они регулярно переписывались, потом созванивались, и оба очень радовались, когда появилась возможность видеосвязи. Спустя 7 лет службы, сразу после демобилизации, Виталий Витальевич за несколько месяцев получил аттестат зрелости в вечерней школе и в тот же год поступил на биологический факультет Ленинградского государственного университета.

Понимая, насколько важны поддержка и напутствия старшего поколения, он сам дал это очень и очень многим людям. Его уроки, как жизненные, так и образовательные строились на большом доверии к людям, к их способностям и возможностям, вне зависимости от возраста и опыта. Виталий Витальевич не любил, когда школьников старше 12 лет называли детьми, и всегда с уважением общался с каждым. Давал почувствовать, что человек способен на многое, поручая ответственные задания, обсуждая с каждым заинтересованным результаты исследований, стимулируя усложнять задачи. И этот подход давал заряд бодрости, желание реализовывать себя и воспитывал чувство ответственности лучше любых нравственных лекций и упрёков! В. В. Бианки очень ценил свою собственную самостоятельность и доверие коллег и администрации, это же старался дать окружающим. Но и ожидал от приехавших людей полной отдачи и погружения в жизнь заповедника. Его племянник Виталий вспоминает, что, оказавшись на Ряшкове в подростковые годы, он столкнулся с необычайно либеральным подходом, который, однако, подразумевал колоссальную ответственность каждого присутствовавшего на острове человека. Никого не заставляли работать, это желание приходило само, когда смотрел на пример «начальства» и окружавших его людей, чувствовал высокую степень доверия и самостоятельность. «Простых туристов на Ряшкове не бывает» – так считал Виталий Витальевич, и каждый приезжий старался соответствовать этому, внося свой вклад либо в научную, либо в хозяйственную часть жизни заповедника, но чаще в обе.

За время существования Кандалакшского заповедника на его островах побывали более 1000 школьников (вероятно, много больше), студентов и зрелых научных сотрудников – биологов. Многие приезжали в юннатских группах, кто-то самостоятельно, но все обязательно встречались с Виталием Витальевичем Бианки. Хорошо помню, как в каждый мой приезд, начиная с 12 лет, как и все, в первый же день шла к нему, чтобы обсудить план исследований. Это был обязательный ритуал, даже несмотря на то что до этого мы встречались в Кандалакше и вместе ехали на остров. В первый год это стало неожиданностью, так как я абсолютно не знала, что смогу увидеть и как нужно проводить полевые наблюдения. Он брал меня в поездки, показывал места и птиц, спрашивал мнение, делился результатами собственных наблюдений, знакомил с результатами коллег и других школьников. Улавливая интерес в том или ином направлении, он задавал вопросы, на которые нужно было искать ответы. При этом редко когда предлагал готовые решения, к ним нужно было приходить самому. Не знаешь, что делать – иди и подумай, потом вернёшься и обсудим снова. Иногда казалось, что всё уже понятно, ты ответил на вопрос… но Виталий Витальевич задавал новую задачу, на которую не находилось ответа. И делал он это так, что хотелось сразу бежать и разбираться.

Практически все заповедники принимают у себя студентов, внештатных сотрудников и волонтёров. Но далеко не все соглашаются работать с подростками. В Кандалакшском заповеднике во многом благодаря именно Виталию Витальевичу это стало возможным и приносило большую пользу обеим сторонам. Конечно, великую роль в этом сыграли его коллеги и единомышленники, такие как Н. С. Бойко и Е. В. Шутова. В основном на их плечи ложилось общение с приезжающими группами, коллективный сбор пуха, учёты, регулярный биомониторинг. Хоть он это и отрицал, но все понимали, что организация подобного устройства жизни на острове и создание особой атмосферы – дело В. В. Бианки. Он всегда был рядом, участвовал, поддерживал, руководил и следил «строгим всевидящим оком», как сказал один из бывших юннатов. Сюда приезжают группы из Кандалакши и Мурманска, более 55 лет – юннатские группы из Москвы и Санкт-Петербурга (Ленинграда). Е. А. Лебедева-Хоофт до сих пор с 13 лет прекрасно помнит «свои первые шаги по заповедному острову Лодейный в Кандалакшском заливе Белого моря. От кордона … до озера Питьевое, к гоголятнику номер 24 – узкой хорошо заметной тропой в высоком, спутывающем ноги на быстром ходу, дурманящее сладко пахнущем, раскинувшим уже белые шапки соцветий, болотном багульнике. И ловко закрытый Шефом леток – для того, чтобы бережно достать оттуда насиживающую утку-гоголюшку, проверить уже известное с прежних лет кольцо на её лапе и, отпустив спокойную мамашу на несколько минут – быстро показать нам также и правила проверки срока насиженности яиц». И это бережное отношение к природе отмечают все, кто был знаком с В. В. Бианки. Как он заботливо закрывал глаза птице, чтобы она меньше боялась, беседовал с ней тихим и спокойным голосом, старался отпустить на волю как можно скорее, не делая ни одного лишнего действия, только необходимые.

Неизменной традицией жизни на Ряшкове были регулярные утренние планёрки, на которых все без исключения делились результатами своей работы за предыдущий день или несколько, отвечали на вопросы, обсуждали материалы, рассказывали о плане дальнейших исследований. Руководил этими собраниями Виталий Витальевич, он же был главным оппонентом. И только в последние годы его замещала Н. С. Бойко, но присутствовал В. В. Бианки на них обязательно. Некоторые из первых юннатов – В. М. Хайтов, А. В. Полоскин, Д. А. Аристов – теперь сами стали педагогами и обучают биологическим специальностям подрастающее поколение. Работа в заповеднике, а именно так и не иначе называл деятельность ребят Виталий Витальевич, является не только образованием, но и прекрасной школой жизни. Объём научных задач, самообеспечение, коллективная работа, решение бытовых вопросов, ответственность – всё это было необходимым и естественным. При этом, благодаря прекрасным педагогам и горящим сердцам студентов и школьников, на Ряшкове создали атмосферу сплочённой дружной жизни, образовался даже собственный фольклор и традиции.

В конце сезона всегда нужно было писать отчёт. И эти отчёты – отдельная история… Я не отличалась очень хорошим почерком, и Виталий Витальевич сдержанно и выразительно, как бы между делом, спрашивал: «А что это за буква? А это «н» или всё-таки «ы»?». Мне было обидно и досадно, я регулярно переписывала по собственной инициативе (как мне казалось) все промежуточные и финальные отчёты, хотя в этом не было необходимости. Но я переписывала, чтобы буквы были аккуратными, пробелы очевидными, слова разборчивыми. С тех пор я не могу забыть, что «пишем мы для того, чтобы другие могли прочитать. Или хотя бы мы сами через некоторое время». Так же он относился и к личной подписи, напоминая, что это не просто «крестик или галочка», а полноценное написание, как минимум, фамилии.

Конечно, кроме уважения и восхищения «шефом», у многих был ещё и некоторый благоговейный страх перед ним. Строгий взгляд зачастую выразительнее любых словесных тирад. Одного резкого окрика было достаточно, чтобы понять, что делаешь что-то очень неверное. В случае несогласия с чьей-то позицией, если дело, на его взгляд, было существенным, он не скромничал и прямо, часто довольно резко выражал свою точку зрения. Никто не хотел его разочаровать или рассердить. Хотя за всё время общения мне ни разу не довелось видеть его в подобном состоянии, по-настоящему рассерженным. Но знаю, что подобные случаи бывали. Иногда спустя какое-то время после резко сказанного слова, он мягко напоминал, что условия в заповеднике не курортные, порой опасные, и очень часто нет права на ошибку и долгие разглагольствования. Интересно, что строгость Виталия Витальевича вызывала желание не избежать встречи, а скорее более тщательно оценить как свои действия, так и результаты исследований. Даже сейчас я нередко ловлю себя на размышлении о том, что бы сказал Виталий Витальевич в отношении того или иного моего поступка. И дело не в потребности одобрения, а в убеждённости в здравости и порядочности его решений.

Условия работы в заповеднике были непростые. В первую очередь из-за объёма работы и огромной ответственности, которую брали на себя сотрудники заповедника и руководители групп, отправляясь на морские острова, работая с людьми разных возрастов и уровня подготовки. Белое море при всей своей красоте непростое: погода часто ветреная, уровень воды сильно меняется, корг и мелей предательски много, а лодочные моторы не всегда были надёжные. Мне страшно представить, в каком количестве экстремальных ситуаций Виталий Витальевич оказывался за все эти годы. Но лодкой он управлял в совершенстве, постоянно радуясь преимуществам широкой дороги в море и отсутствию встречного транспорта по сравнению с автотрассой. Один из образов, который есть у меня в голове (думаю, не только у меня одной), – Виталий Витальевич в неизменном берете и куртке защитного цвета, мастерски маневрирующий между волнами на синей «Казанке» и напевающий одну из любимых песен.

Поэзия была постоянным спутником Виталия Витальевича. Почти к любой ситуации он мог вспомнить подходящее стихотворение. Были и любимые, которые он вспоминал чаще всего. Одно из них – стихотворение А. И. Введенского «Рыбаки», другое – стих одного из мало известных друзей семьи, имя которого никак не могу вспомнить: «Все спешат, свои дела у каждого… Солнце с той же стороны взошло. И как будто ничего такого важного на планете не произошло». Виталий Витальевич вспоминал, что любовь к поэзии возникла у него в том возрасте, в котором молодёжь обычно начинает интересоваться поэтами – между десятью и пятнадцатью годами. «Я как-то столкнулся, не помню уже почему, со сборничком Сергея Есенина. Он тогда был не в почёте, издавался очень мало, редко. Это издание было из «Библиотеки поэта», не помню точно. Во всяком случае, он мне оказался очень близок. Может быть, по своему не городскому восприятию жизни. Его поэзия мне была близка и до сих пор остаётся близкой. Помню, что в 51-м году, когда я ехал с Барановой и Кулачковой за 100 километров от Кандалакши в Порью губу, а движение было неспешное, на деревянной шлюпке с подвесным трёхсильным мотором, я их развлекал и сам развлекался тем, что читал Есенина».

Наблюдательность Виталия Витальевича, свойственная хорошему полевому биологу, проявлялась в самых неожиданных ситуациях. Он, например, часто обращал внимание на походку человека и считал, что она многое может сказать об идущем, даже незнакомом. О характерах и состояниях можно было судить по тому, насколько пешеход зажат или, наоборот, размахивает руками, «гребя ими и помогая торопиться», идёт ли лёгкой беззаботной походкой или волочит ногу за ногу. Он и сам много ходил по городу, считал это необходимым. И одним из развлечений было заметить впереди какую-то точку и гадать, за сколько шагов он до неё дойдет, не меняя темп. До последних лет вне полевого сезона он старался ходить пешком на работу и обратно, по 3 км в каждую сторону, а не добираться общественным транспортом: «движение – жизнь». Когда за несколько дней до кончины его выписывали из больницы, попросил остановить такси немного раньше, чтобы прогуляться. И… не позволил сопровождающим нести его сумки! Как и прежде, когда на Ряшкове всегда самостоятельно носил полные канистры с бензином для лодки.

На вопрос, какими качествами должен обладать полевой биолог, Виталий Витальевич отвечал, что основное – это любовь к природе и желание делать интересные наблюдения. И понимание того, что чем больше времени проведёшь в работе, тем больше ты сделаешь и больше знаний получишь. Все коллеги отмечают, что В. В. Бианки был прекрасным специалистом! Хоть основной его интерес – это водоплавающие птицы, но появлялись и статьи по воробьиным птицам, совам, даже тетеревиным. Он пытался соединить знания из различных областей воедино, в более глобальном масштабе, чем один конкретный вид. Приезжавшим в заповедник он говорил: «Здесь не природа для нас, людей, а мы для природы! Поэтому здесь мы должны заботиться обо всех, чтобы всем животным и растениям, которые находятся на островах заповедника, ну попросту говоря, жить было хорошо». И он искренне считал, что, по всей видимости, это удаётся.

Важность основ биологического образования казалась ему очевидной. Он поддерживал необходимость экологического просвещения населения, при этом признавал, что на островах заповедника организовать туристическую активность крайне сложно, да и не нужно. «… Познакомить с природой, или, во всяком случае, убедить до подсознания в необходимости полноценной, здоровой окружающей природы, горожан необходимо. Несмотря на то что значительная часть нашего населения живёт ныне в городах и оторвана от природы как таковой, всё-таки без этой природы мы существовать пока не можем и не сможем никогда. И для того, чтобы заботиться о природе, её надо знать. Для того чтобы её узнать, надо как минимум с ней познакомиться. И вот только тогда можно всерьёз рассчитывать, что сохранение природы будет происходить в более масштабном формате. И думаю, заповедники здесь играют важную роль». И одна из основ экологического просвещения была, по его мнению, в том, что человека надо с раннего детства знакомить с природой, чтобы с самых юных лет, когда сознание всецело направлено на познание окружающего мира, пробудить в нём интерес и любовь.

Виталия Витальевича знали очень многие. Кто-то только узнавал на улице, для других он оставил заметный отпечаток в формировании личности. Порой казалось, что он занят исключительно птицами. Но работал он периодически и с млекопитающими, в основном помогая коллегам. Кроме того, администрация заповедника и городская администрация иногда старались использовать его на других нужных работах, общественных. Виталий Витальевич рассказывал, что приходилось быть и народным заседателем в суде, и депутатом в городском природоохранном комитете, и в чём только не приходилось участвовать, а сплошь и рядом руководить. К определённому моменту у орнитологов Советского Союза возникли не только желание, но и потребность в обработке и публикации материалов по кольцеванию птиц. «Поскольку кольцевание, если можно сказать, нравилось, во всяком случае, оно меня интересовало с юности, с отрочества и, работая в заповеднике, я всё время этим занимался, не среагировать на это общее направление работы я не мог». К памятным датам он написал статьи о О. И. Семёнове-Тянь-Шанском, В. М. Модестове, В. Н. Карповиче, Ф. Д. Гёбеле, С. И. Снегиревском, был соавтором юбилейной публикации к столетию Л. О. Белопольского, сделал жизнеописание первопроходцев Кандалакшского заповедника. Принимал участие в создании заповедника «Пасвик». Виталий Витальевич очень любил приезжать в Санкт-Петербург, общаться с коллегами, в недолгие приезды всегда навещал родственников, которых становилось всё меньше и меньше. Не забывал Виталий Витальевич о почти родном Зоологическом институте. Куратор орнитологической коллекции С. Н. Баккал упоминает, что В. В. Бианки даже работал некоторое время экскурсоводом и потом периодически присылал экспонаты для музея. Например, совсем недавно передал смешанную кладку, состоящую из яиц двух самок гоголя и одной самки лутка. Насиживала всё это богатство самка лутка, но недолго, кладка была брошена. Виталий Витальевич был очень консервативным человеком, что бросалось в глаза уже при первом знакомстве с ним. Это проявлялось в одежде, в привычках, в еде… Однако он был открыт всему новому в научном мире и несколько жалел, что не успевает за развитием технологий. Особенно когда обсуждали возможности генетических исследований, спутниковых передатчиков, программ для анализа данных. И надо отметить, что компьютером он владел весьма неплохо.

В интервью В. А. Паевский с теплом вспоминал встречи с В. В. Бианки на конференциях и в стенах Зоологического института. Владимир Александрович отметил сочетание «классической интеллигентной внешности учёного с поразительным цветущим видом и здоровьем». Виталий Витальевич был эрудированным человеком, мог поддержать разговор на самые разнообразные темы, особенно в области орнитологии. Он был прямолинейным, но очень деликатным человеком. Однажды обратился к В. А. Паевскому с несколькими замечаниями к его новой книге. После беседы Владимир Александрович предложил написать критическую статью, рецензию на работу, на что Виталий Витальевич ответил: «Нет, ну что Вы! Мне достаточно было поговорить с Вами, выяснить эти вопросы…».

Виталий Витальевич давно отказался от активного участия в наследственных делах своего отца, передав практически всё своей сестре и её потомкам. Но в последние годы его тяготило, что он мало внимания уделял памяти своей семьи. За последние 5 лет он собрал все материалы, которые смог, и выпустил книгу о трёх поколениях Бианки –биологов. Параллельно с его помощью мы с С. Г. Цихановичем снимали фильм об истории семьи Бианки и меняющейся жизни в России на разных этапах истории. Он всё шутил, что не должен был жить так долго, но обещал коллегам отметить 95-летие, хоть и отказывался называть эту дату юбилеем. Но ещё больше его беспокоило, как идёт написание книги об отце, которую они делали в соавторстве с Т. А. Федяевой. Первых печатных экземпляров он всё-таки дождался и даже успел их получить.

***

Виталий Витальевич часто повторял: «Жизнь прожить – не поле перейти». Свою жизнь он прожил с достоинством до последнего дня. Те, кто общался с ним в 2021 году, знают, что он до конца не изменял себе. Старался улыбаться, шутить. Всего две недели согласился провести в больнице, и даже там читал соседу по палате стихи и отказывался от любой излишней помощи. По возможности выходил на прогулки. Сколько мы были знакомы, он был уверен, что именно благодаря физической активности, свежему воздуху и постоянной интеллектуальной нагрузке удалось сохранить бодрость в течение жизни. Когда я приезжала к нему в мае, он, как и прежде, садился за компьютер, открывал таблицы, и мы обсуждали результаты по линяющим чиркам и изменению массы насиживающих самок гоголя, собранные им за многие годы. Как же его расстраивало, что не все эти данные опубликованы… Почти 70 летних сезонов провёл он на островах Кандалакшского заповедника!

Для В. В. Бианки было важно донести до всех, что «мы, люди – часть природы. Как бы ни совершенствовалась техника, без природы мы жить не можем! Она необходима нам практически в любой области жизни, как минимум, для потребления. И мы должны знать, как она себя чувствует, в каком она состоянии и как мы ей можем помочь. Не говоря уже о том, что всё живое имеет такие же права на жизнь, как и мы, люди! И потому, что она нам нужна, … мы без неё не можем!».

Он признавал, что основные вопросы экологии, которые люди изучили в ХХ веке – это, конечно, много, но лишь малая толика того, что нам необходимо знать об окружающем мире. Знать для того, чтобы благополучно сосуществовать с окружающей нас природой. «Природа очень сложна, и говорить о том, что мы что-то сейчас окончательно выяснили и знаем, ещё очень рано. Мы только приблизились к пониманию основных вопросов. Ведь отдельные элементы природы состоят из разнообразных растений, животных и более мелких существ – бактерий и так далее. И познать все их взаимодействия – это очень сложная задача, и технически мы ещё далеки от возможности полностью это сделать. Нам ещё работать, работать и работать…».

Н. А. Дорофеева